Как-то на зимней рыбалке приспичило мужику сходить по большому.Отошел он подальше от всех, зашел за льдину, присел и давай облегчаться.Потом вспоминает, что подтереться та и нечем. Пошарив по карманам, нашел платок и стал подтираться им. А в платке оказалась гирлянда крючков, которую он почувствовал, когда уже зацепился пальцами и анусом.Давай звать на помощь. Прибегает корефан. Насмеявшись, давай помогать другу, и так как острого ничего с собой не было, стал перекусывать леску.А тот возьми и дернись. В общем, зацепился губой за ту же гирлянду.Давай звать на помощь вместе. Сбежалась толпа народу и сами представляете, какую картину они все наблюдали. Мужик с голым задом, а возле нее другой чего-то там орёт.... 

    Я был еще безлошадный, и зимние поездки на дальнюю рыбалку начинались на площади Белорусского вокзала, где можно было подсесть в какой-нибудь рыбацкий автобус с несколькими свободными сидячими местами. Обычно ездили на Рену, Себлу, Сутку, Ламь, Суховетка и другие реки Рыбинского моря. Площадь Белорусского вокзала была забита толпами рыбаков, которые брали на абордаж каждый останавливающийся автобус, пытаясь попасть в число счастливчиков- пассажиров.Мы с другом трезво оценили наши возможности и поняли, что здесь нам, без риска сломать свои ребра, - в автобус не пролезть. Решили уйти метров на 300 по примыкающей к площади улочке, где народа было значительно меньше, и где автобус с несколькими свободными местами мог спокойнее остановиться, без риска лишится всех дверей. Сидим, ждем. Через некоторое время к нам присоединились еще два рыбака, - главные действующие лица в этом повествовании.Первый - Бугай. Это прозвище напросилось само по себе, т.к. он был два метра ростом, весом не менее 140кг, с огромным алюминиевым ящиком и таким же огромным самодельным коловоротом, диаметром шнека не менее 180см.Второй - Плешивик. Это прозвище так же напросилось само по себе, т.к. ростом он был метр с кепкой, с большой плешью на потылице, с маленьким фанерным ящичком и старым разболтанным, допотопным коловоротом.Через час возле нас остановился Львовский автобус и его страшОй в открывшуюся дверь сказал, что есть всего четыре места. Мы все вспорхнули со своих ящиков и кинулись к двери. Будучи молодыми и шустрыми мы с другом первыми влезли в автобус, но пройти дальше к самым задним и свободным сидениям мешали наставленные в проходе ящики. Третьим влезал бугай, держа на плече огромный ящик и таща за собой свою буровую установку. Он стоял на первой ступеньке и держался за поручни, но дальше пройти не мог, т.к. мы с другом загородили ему дорогу. Плешивик никак не мог поднятья на первую ступеньку, к тому же со всех сторон уже бежали другие страждущие рыбаки и он рисковал быть просто отпихнутым от долгожданного автобуса. Видя такую опасность, он попытался просклизнуть между ног бугая, но его, трахнутая молью ушанка, соскользнула с лысины и упала на землю. Плешивик нагибается, чтобы поднять шапку, а в это время Бугай, уставший висеть на поручнях, выгнул свою грудь и просто вдавил нас с другом почти до конца автобуса. К несчастью лямка его огромного ящика соскальзнула с плеча и он летит углом вниз прямо на лысину нагнувшегося Плешивика. Удар был такой, что Плешивик даже не охнув распластался на земле под дверью автобуса. Подбежавшие другие рыбаки подняли лежащего Плешивика и усадили на его ящичек, а Бугай даже не понял, что произошло. Народ попался душевный и уже никто больше не претендовал на оставшееся свободное место в автобусе. Плешивика подняли на руки и так же на руках внесли в автобус, доставив прямо на последнее заднее сидение. Львовский автобус имеет последний задний ряд сидений прямо над мотором, которые выше, чем все остальные посадочные места. Вот в левом углу, у двери и уселся Плешивик. Из рассеченной головы сочилась кровь и душевный народ тут же нашел кусок пластыря, которым крест на крест заклеили образовавшееся отверстие, а сверху одели облезлую ушанку. Наконец автобус тронулся в длинный путь. Чтобы скоротать время рыбаки тут же сели играть в народную рыбацкую игру 'Сика'. Образовалось несколько команд, которые скучились в центре автобуса вокруг импровизированных столов из ящиков. Мой друг и Бугай присоединились к играющим, а я задремал в правой стороне задних сидений. Плешивик так же тихо дремал, вцепившись одной рукой в вертикальный поручень, другую руку он положил на горизонтальную часть от этого поручня и уперся лбом в натянутой ушанке на положенную руку. Так как играющих было много, а места в проходе очень мало, рыбаки убрали большую часть ящиков в самый зад автобуса, так что ногу поставить там уже было некуда.Прошло более часа и вдруг автобус резко подбросило на ухабе. Наверно водитель зевнул приличную колдобину. Зад Львовского автобуса подбросило, как катапульту и рука Плешивика соскользнула с горизонтального поручня. В туже секунду шапка Плешивика слетела с его головы и он со всего маха приложился лбом о голый поручень. Раздался глухой удар, Плешивика откинуло на спинку сидения и он отключился. В автобусе все стихли и с испугом смотрели на неподвижного попутчика. Душевный народ сразу вспомнил, что именно этому рыбаку уже досталось по темени, а больше всех расчувствовался Бугай, т.к. испытывал некоторую свою вину в первом эпизоде. Бросив карты он на четвереньках добрался до Плешивика и стал приводить его в чувство. Кто-то передал ему нашатырь на тряпке и Плешивик зашевелился. Увидев огромную шишку на лбу Плешивика Бугай совсем растрогался и полез в свой огромный ящик за наркозом. Налив целый стакан водки он вложил его в руку Плешивика, в другую руку сунул здоровый, племенной, соленый огурец. Плешивик молча и не морщась принял наркоз, так же залпом заглотил огурец и откинулся на спинку, тупо глядя на окружающих. Автобус снова тронулся в путь, и игра в карты продолжилась. Бугай изредка поглядывал на Плешивика, сочувственно покачивая головой. Наконец его видимо что-то осенило и он снова пополз по ящикам на четвереньках в зад автобуса. Плешивика сильно развезло то ли от стакана, то ли от огромного огурца и он еле сидел, пытаясь держаться прямо. Бугай предложил ему лечь на задние сидения, благо они были свободны, т.к. двое, - Бугай и мой друг ушли играть в карты. Чтобы ему было теплее, Бугай накрыл его сверху своим огромным тулупом, так что Плешивика даже не стало видно.Удовлетворенный оказанной заботой Бугай снова сел за карты. Проехали еще несколько часов. Плешивик не вставал ни на заправках, ни до ветру. Все даже забыли про него, но тут автобус снова очень сильно подбросило. Водила резко тормознул, а сонный Плешивик, взлетев до потолка с тихим писком полетел вперед и рухнул вниз прямо на расставленный ящики. Снова наступила тишина. Плешивик лежал, накрытый тулупом и не шевелился. Снова Бугай полез проверять его на живучесть. Откинув тулуп, взорам открылась картина:. Плешивик припечатался лицом о самый высокий ящик Бугая. Его нос, посиневший от водки теперь стал просто фиолетовым, а из разбитых ноздрей раздувались красные пузыри. Бугай, чуть не в слезах разорвал свой старый и грязный носовой платок на две части, смочил их водкой и запихнул чуть не до затылка Плешивику в ноздри. Дальнейший путь до самой деревни все ехали в настороже, - как бы снова не пришибло бедного попутчика. Деревня оказалась небольшой, но вот дома удивляли своими размерами. Это были двухэтажные, большие постройки, в которых жилое помещение занимало половину верхнего этажа, вторую половину занимал сеновал, где сено лежало на длинных поперечных жердях, а внизу под всем домом был скотный двор с коровами, свиньями и курами. Первая и единственная комната с печкой по средине была размером где-то 6 х 8м. Вот в такую хату и вселился весь автобус. Хозяин с хозяйкой спали на печи, поэтому в нашем распоряжении был весь пол, на который стелились соломенные матрасы для спанья. В комнате стоял длиннющий стол, за которым на двух таких же лавках уместились почти все рыбаки. Наскоро перекусив, все разбежались по речке. Было начало марта и клев уже начинал активизироваться. Все поймали по разному, но без рыбы почти никто не остался, кроме Плешивика. С бодуна и с заплывшими от ушибов глазами он вряд ли видел поклевки сторожка.К вечеру все снова собрались в избе за столом на традиционный общак. Каждый достал из своих закромов привезенную жратву и выпивку и ужин начался. Широкая душа Бугая не давала ему покоя и он усадил Плешивика рядом с собой не жалея ни своей водки ни племенных огурцов. Плешивик попытался было достать свою единственную непочатую чекушку, но народ дружно воспротивился и каждый норовил накапать в стопку Плешивика своей водки и всунуть в рот квашенной капусты или соленый гриб. Печь была натоплена качественно и вскоре все разделись почти до маек. Натолкав в утробу Плешивика всякой всячины все постепенно забыли про него и шел обычный шумный рыбацкий разговор. Переполненный желудок Плешивика никак не хотел мириться с таким насилием и стад давать позывные. Через некоторое время ему стало невтерпеж и он стал суетится до ветру. Хозяин заботливо накинул ему на плечи его кожушок и вывел в сени, где был 'туалет'.Устройство туалета блистало своей гениальной простотой. Просторные сени на втором этаже закачивались поперек дома обрывом. Перед этим обрывом на уровне колен была приколочена длинная отполированная штанами слега, которая не давала какающему сесть на пол и позволяла свесить голую задницу над пропастью нижнего этажа, где бродила скотина. На уровне лопаток уже сидящего на слеге, была приколочена вторая слега, которая удерживала спину какающего и не давала ему упасть вниз. Ширина этого срального балкона была около метра, поэтому рыбацкий народ всю зиму срал в одно и то же место. Морозы были не слабые, поэтому снизу выросла огромная гора дерьма, смахивающая на Эйфелеву башню, которая не доходила до второго этажа всего на полметра. Над сральным местом горела единственная тусклая лампочка. Вот в такой туалет и привели Плешивика. Проводив его, хозяин вернулся к недопитой стопке и разговор продолжился. Наконец водка была вся выпита и народ затребовал чаю. Хозяин поставил на стол двухведерный самовар на углях и вывел трубу от него в верхнюю вытяжку на печи. И тут Бугай спохватился своего соседа по лавке.Хозяин почти быстро вспомнил, что давеча отводил его до ветру и ваще ему давно уже пора было просраться, да видать племенной огурец крепко застрял поперек прохода. Он вышел в сени и через секунду вернулся недоумевая, куда мог запропаститься Плешивик. Сени были пустые. Несколько рыбаков вышли перепроверить ситуацию, но Плешивика нигде не было, и только снизу, из скотника доносился чавкающий звук обитающей там скотины. Кто-то догадался заглянуть вниз, за перила срального балкона и в свете 20 ватной лампочки все увидели Плешивика со спущенными штанами, который с упорством альпиниста пытался взобраться на Эверест из дерьма. По всей видимости, от передозировки он не удержался на двух точках опоры уникального туалета и сложившись пополам соскользнул вниз на высокую кучу дерьма. Хозяин решил, что выковыривать Плешивика из этой кучи не царское дело и кликнул свою старуху. Хозяйка накинула свой тулуп и спустилась вниз через наружный выход из избы. Внутренняя лестница со второго этажа сеней в нижнее подворье не была предусмотрена. Через минуту она вернулась и твердо заявила, что такого обосранного муд-ка она ни в жисть не впустит в свой дом, и ваще с дыркой в голове надо сидеть дома, а не лазить в скотнике по дерьму. Народ вступился за бедного рыбачка и хозяйка отправилась по деревне искать истопленную баню, т.к. Плешивик наотрез отказался спать в дерьме даже на сеновале. Благо баня нашлась на другом конце небольшой деревни и все вздохнули с облегчением. Пока стирали Плешивика народ сел пить чай, а хозяин начал таскать из сеней соломенные матрасы для ночлега и расстилать их на полу. Через час вместе с хозяйкой вернулся Плешивик в немыслимой одёжке, которую ему одолжили в банном месте. Хозяйка несла здоровенный тюк наскоро выстиранной одежды страдальца. Плешивика усадили за стол и стали так же усердно накачивать чаем.Вскоре народ стал клевать носом и большинство устроилось спать. Все лучшие места оказались заняты и осталось несколько мест под длинным столом. Так как стол на ночь придвинули поближе к стене, а у самой стены стояли рядом две длинные лавки, то лежащий народ был вынужден ложится ногами под стол, тем более что от окон тянуло холодом. Головы лежащих намного выступали из под стола, но оставшийся проход между рядами спящих был довольно большой и не мешал ночным походам до ветру. Плешивик остался без своего кожушка, который сох на двух веревках над печкой и Бугай заботливо уложил его рядом с собой. Его огромный тулуп мог накрыть половину спящих. Плешивик тихо лежал на матрасе, положив продырявленную голову на чей-то чужой валенок и свесив разбухший фиолетовый нос. Народ затих и начался сначала робкий, а затем более уверенный разноголосый храп. Хозяин со свой старухой забрались на печь, но свет продолжал гореть, т.к. несколько рыбаков еще курили в сенях. Вдруг Бугай вскочил и выбежал в сени. Оказывается, в заботах о Плешивике он забыл заправить свой большой китайский двухлитровый термос на следующий день. Принеся термос и засыпав в него полпачки заварки, он наполнил термос под пробку кипятком из огромного самовара. Некоторые, страдающие бессонницей рыбаки, стали громко возмущаться, что свет слепит в глаза и его давно пора выключить. Под шумок кто-то из рыбаков щелкнул выключателем, а Бугай в потемках стал шарить по столу рукой в поисках пробки от термоса. Нечаянно он задел локтем термос, который стоял почти на краю стола, прямо над головой Плешивика и кипяток хлынул из широкого горла на несчастного Плешивика. Раздался душераздирающий крик и многие вскочили со своих мест. Кто-то догадался включить свет, и все увидели носящегося по избе Плешивика, голова которого была похожа на красную столовую свеклу. Разобравшись что к чему хозяйка понеслась к соседке за гусиным жиром, который по ее словам очень шибко сильно помогает от всяческих ожогов. Принеся плошку жира, она намазала им всю голову Плешивика и сверху повязала ситцевым цветастым платком, чтобы жир не скапывал на пол. Плешивик, похожий на свеклу в платке, тихо скулил сидя на полу. Пробурчав, что сегодняшний день никак не кончится, хозяин снова залез на печь и затащил туда свою старуху. Наконец народ уснул. Утром все встали с чувством какой-то вины и с опаской поглядывали на Плешивика, у которого на голове вздулось несколько волдырей. Рыбацкий азарт оказался сильнее всех невзгод и Плешивик надев свою высохшую одежду твердо заявил, что не останется сидеть в избе и тоже пойдет рыбачить. Спорить с ним никто не стал и все разбрелись по реке.Второй день оказался удачнее, особенно у Плешивика. Он наловил почти пол своего ящичка некрупной плотвы и к 12:00 все снова собрались в избе, укладываясь в обратную дорогу. Чтобы не пачкать избу весь народ сгрудился в сенях, укладывая уловы в свои ящики и рюкзаки. Плешивик потихоньку перекладывал рыбешку из ящичка в целлофановый пакетик. В этот момент хозяин вынес из избы огромный двухведерный чугун мелкой вареной картошки для свиней. В том углу, у стены, где расположился Плешивик, стояло большое деревянное корыто, в которое и была вывалена горячая картошка, чтобы остывала. Сени заполнил пар и тусклый свет лампы почти не стал виден. Бугай, стоя спиной к Плешивику, тщетно пытался рассоединить стык своего смерзшегося коловорота. Поняв, что в одиночку ему не справится, он попросил помочь стоящего рядом крепкого рыбака. Мужик взялся варежками за шнек, а Бугай, засунув изгиб колена коловорота под мышку, принял удобную позу для выдергивания стыка. Когда два бугая берутся за дело, - оно всегда спориться. Через несколько сильных рывков коловорот рассоединился и Бугай по инерции отшатнулся назад, угодив грибком коловорота аккурат в темя нагнувшегося над ящиком Плешивика. Оглушенный Плешивик, даже не охнув, плюхнулся задом в корыто с горячей картошкой. Все в страхе замерли. Плешивик сидел в корыте весь в пару и не шевелился. Когда кипяток добрался наконец через его ватные штаны до задницы, он издал уже знакомый всем вопль и выскочив из корыта принялся носиться кругами по сеням, натыкаясь на рыбаков и тщетно пытаясь скинуть дымившие паром штаны. На втором витке Бугай словил его одной рукой, а второй сдернул штаны очень ловким, и как показалось натренированным движением. Плешивик повис на его руке, издавая стонущие звуки и прикрывая голый обожженный зад. При весей трагичности ситуации народ дружно заржал. Такого финала рыбалки никто не ожидал. Выбежавший на шум хозяин щедро пожертвовал ему свои старые штаны, в которых он чистил скотник наверно последние 15 лет.Водитель автобуса уже несколько раз сигналил, торопя рыбаков к отъезду, и все снова засуетились вокруг своих пожитков. Чай пить было уже некогда, - все поспешили в автобус и мы тронулись в обратный путь. Водка была выпита еще накануне, вечером и все дружно проголосовали за остановку у ближайшего магазина. Затарившись и закусив, мы снова тронулся в путь. Плешивик сидел на своем месте в заднем углу, трезвый и подавленный, с опаской поглядывая на своего невольного обидчика. Бугай, сидящий рядом с ним, тщетно пытался влить в него хоть немного водки, но бедолага был тверд и от очередного наркоза отказался. Тогда Бугай вспомнил, что у него остался в термосе не выпитый чай и предложил его Плешивику. Плешивик с радостью закивал фиолетовой головой, до сих пор повязанной бабкиным платком и пропитанным гусиным жиром. Бугай достал термос и налил полную крышку от термоса горячим и крепким чаем. Его огромные и закорузлые руки смело держали алюминиевую кружку, полную чая. Плешивик так же смело принял эту кружку двумя руками и почти тут же выпустил ее из рук, т.к. удержать почти кипяток голыми руками он не смог. Кружка упала ему прямо на ширинку подаренных тонких штанов, приварив остатки былой мужской гордости. Третий раз мы услышали знакомый вопль. Водитель спешно остановил автобус и открыл заднюю дверь. Плешивик выпал из автобуса, на ходу спуская штаны, и сел голым задом на придорожный сугроб, стараясь затолкать свои обваренные яйца внутрь сугроба. Придя в себя, он медленно встал, натянул мокрые штаны и пошел к передней двери автобуса. Водитель открыл дверь и Плешивик вошел вовнутрь. Глядя испуганными глазами на заднее сидение он сказал: 'Или сразу пристрелите, или пересадите от этого Бугая, иначе я живым до дома точно не доеду'. Спорить с таким аргументом было бы кощунственно и ему уступили самое хорошее место.До самой Москвы он сидел не шелохнувшись и не выходя на туалетных остановках. На площади Белорусского вокзала он попросил рыбачков, чтобы ему принесли его ящик и коловорот, которые лежали в ногах Бугая. От одной мысли о встрече с ним у Плешивика начинали дрожать коленки. Так они и расстались, даже не попрощавшись, хотя Бугай все время их совместного существования очень искренне жалел и постоянно пытался помочь несчастному рыбаку.Это была судьба!

    Есть у меня друг. Немец. Немец самый что ни на есть породистый, чистокровный, хотя и потомок в каком-то там колене русских эмигрантов. Большой любитель рыбалки, настолько большой, что при слове РЫБА он делает стойку и с затуманившимся взором начинает пускать слюни. Зовут его Курт. Познакомились мы с ним в Германии, довелось мне там работать по контракту в начале 90. Русский матерный он знает в совершенстве (моя заслуга), русский разговорный со словарем.И вот захотелось ему как-то поймать БОЛЬШУЮ РЫБУ. Ну рыбы у нас достаточно, но вот насчет БОЛЬШОЙ... Рыба-то есть, но она по причине своих размеров пропорционалных прожитым годам настолько премудра, что изловить ее стоит немалых трудов (речь не идет о рыбе весом менее пуда).Пошел я на поклон к знакомому егерю. Дедок в таком возрасте, что еще Наполеона наверное помнит, но тем не менее сколько я его знаю, всегда бодр и прыток не по годам. Всю жизнь он прожил на реке и всю Большую рыбу чуть ли не поименно знает.Слово зА слово, пузырьком пО столу, разговорил я деда. Вытер дед усы и молвил: - Будет тебе БОЛЬШАЯ рыба! Звоню Курту, сообщаю радостную весть.Проходит некоторое время, он прибывает. Утыканный как ежик колючками удилищами и обвешанный всякими прибамбасами. Едем к деду. У деда есть лодка. Большая лодка, ровестница деда, но такая же крепкая и добротная. Плавает на ней дед, или как он выражается ХОДИТ, он таким образом; берет длинный и прочный шест, стоя на носу лодки втыкает шест в дно и идек к корме держась за шест. Так повторяется несколько раз, а когда лодка наберет скорость, можно просто стоять на корме и шестом, как дед выражается 'подсовываться'. Управляется он с этим шестом просто феноменально и скорость лодки вполне приличная.Ну так вот, приехали мы с Куртом к деду, приезд как полагается обмыли и стали снасти настраивать. Курт уже `на полуспущеных` (немец он и есть немец, что с него взять) пытается сотворить какую-то по его разумения СУПЕРСНАСТЬ для СУПЕРРЫБЫ. Дед посмотрел, сказал: - Выкинь нафиг! и принес из сарая веревку толщиной с палец и крючки, похожие на якорь от авианосца. Глаза у Курта стали как блюдца, но так как немцы народ деликатный, он промолчал. Затем дед повертел в руках всякие супернаучные приманки и тоже отбросил в сторону. Тут уже стало интересно мне. Приволок дед древний Карамультук и не сходя с места уконтрапупил пару каркуш. Обсмолив паяльной лампой, дед приладил их к своим крюкам. Примерно в метре от наживки присобачил пару кирпичей. Снасть готова. Курт в ступоре. Дед добывает из сарая пару камер от грузовика, берет насос и все это хозяйство тащит в лодку. Курт молчит, но его глаза говорят за троих. Грузимся в лодку, дед по одному ему ведомым приметам находит в реке место, накачивает камеры, вяжет к ним свои снасти и швыряет все за борт, потом спокойно суется к берегу и идет домой. Курт в задумчивости, я, если бы не знал деда, тоже уже был бы весьма озадачен.Дело к вечеру, доедаем шнапс и баиньки. Утром порываемся на реку, дед удерживает. Занимаемся хозяйством, причем Курт все время пристает к деду с вопросами о том, кого мы ловим. Дед отмалчивается. К вечеру берем удочки и идем ловить просто рыбу. Курт вылавливает солидного леща кило на 4 весом и счастливый сообщает о том, что большую рыбу поймал. Сфотографировавшись с ней, собирается выпустить в реку. Отбираем у него рыбу. Законопослушный Курт, узнав о том, что мы собираемся съесть рыбу, пойманную (о ужас!) без соответствующей лицензии да к тому же не прошедшую санитарного контроля пришел в неописуемый ужас и с дрожью в коленках все ждал появления `полицай`, готового нас немедленно арестовать и оштрафовать. Дрожал он до первой рюмки, потом с аппетитом уписывал жареного леща и нахваливал искусство деда.На следующее утро одной из камер, торчащих поплавками посреди реки на месте не оказалось. Дед с азартно заблестевшими глазами потер руки и сказал: -Ну ребяты, хороший поросенок уцепился, давненько я таких не лавливал. Надо же, кирпич за собой таскает! Айда в лодку, счас мы его супостата изловим! Прыгаем в лодку, начинаем поиски. Весь день кружим по реке, расширяя круги, а камеры все не видно. Наконец к вечеру дед утомился и решил сойти на берег перекусить. Я тоже увязался с ним, рыбалка рыбалкой, а кусать хоца.Курт, охваченный азартом, решил поиски самостоятельно продолжить. Обнаружил он камеру прямо напротив того места, куда мы подошли после сытного обеда (или ужина). Нашел он ее по видимому перед самым нашим проиходом, а посему все дальнейшие события мне довелось наблюдать со стороны. Итак, Курт узрел камеру, подплывает к ней и цапает веревку. Сом (как оказалось он был очень сердит) недовольный тем, что его потревожили, немедленно несется прочь, попутно выдергивая из лодки Курта как пробку из бутылки. Тот еще в полете соображает, что рыбка шутить не намерена, а посему пора делать ноги. К нашему берегу (ширина Волги в этом месте метров 150) он подплыл (или подбежал, пес его знает, во всяком случае во время заплыва он не погружался в воду больше чем по пояс) минут через 5, а это я думаю тянет на мировой рекорд. Далее было делом техники. Дед метнулся к соседу, схватил весла, прыгнул в его лодку и на всех парах помелся к выныривающей из волн камере. Из воды он ее доставать не стал, просто привязал к ней веревку, а веревку зацепил за нос лодки.Мы стояли на берегу и наблюдали как сом катает деда по реке. Курт забыл про свою мокрую одежду, с глазами как у совы смотрел то на меня, то на деда в лодке и беспрестанно вопрошал: - Was ist das?, иногда вставляя: - Ни фига себе! Потаскав деда с полчаса, сом утомился и дед стал потихоньку править к берегу. Подошел сосед, заинтригованный неожиданной прытью деда, уволокнувшего весла и лодку. Всей толпой уговорить сома вылезти на берег мы не смогли, пришлось соседу заводить свою древнюю 'Ниву'и тащить рыбку с ее помощью. Вытянули. Померили. 2метра 70 см. Вес почти 200 кг. Репа как котел. Чавкает. Хвостом по песку возит. Курт от радости чуть его не целует, всю пленку в фотоаппарате перевел, все запечатлеть этого сома старался. Сом в обхвате поболее полметра, упитанный, и на его фоне Курт как цыпленок выглядит. Смотрю, сосед бензопилу прет.Оказывается сома разделывать собрался. Курт чуть не в крик, руки растопырил, сома защищает. Матом как пьяный сапожник верещит, и меня поближе подтягивает. Не дал сома зарезать, отпустили мы его обратно. Да и дед слезу пустил, говорит как в молодости побывал, не осталось почти таких гигантов. Обмыли мы сомово освобождение, на следующий день Курт со всеми сфотографировался, снасти свои все деду подарил и проводил я его в Неметчину полного впечатлений о РУССКОЙ РЫБАЛКЕ.

    Приехали мы после выходных с рыбалки. С очень удачной, надо заметить, рыбалки. Ловили на большом, затерянном в карельских лесах озере, в хорошей мужской компании. По возвращении домой, избыток впечатлений не дает успокоиться - лишь прикроешь веки, как перед глазами возникает калейдоскоп из рыбьих хвостов, мелькают разинутые пасти, блесны, крючки. Картинки яркие, отчетливые, так, что кажется, слышен шорох камыша и плеск играющей рыбы.Эмоции распирают и срочно нужен понимающий слушатель. Как обычно, в жертву себя приносит жена. Она встречает дома горячим ужином и холодной водкой. После первой начинаю рассказывать. Количество и размеры рыбы после каждой рюмки увеличиваются в пропорции как грамм выпитого к килограмму пойманного. Рассказ начинаю с малого - с отловленных в первый же вечер окуней. Перечисляю особые приметы каждого, обстоятельства и место поимки. В азарте размахиваю руками, показывая размеры сорвавшегося щуренка, задеваю вазочку и роняю рюмку. Мне все прощается, в глазах собеседницы неподдельное восхищение. Оно вдохновляет и пойманная на следующий день щука непроизвольно становится в два раза толще. Каждому рыбаку приятно, когда тебя внимательно, а главное с доверием слушают.Апофеоз рыбалки - двухкилограммовый судак. Ну, может не совсем двух, а самую малость поменьше, не в том суть - его я оставил напоследок. И теперь, предвкушая восторг благодарной слушательницы, начинаю рассказ о главном трофее:-А вчера... ,- я замолкаю и делаю паузу имени Станиславского. Смотрю в глаза жене, убеждаюсь, что ни слова из сказанного не теряется, и снова через внушительную паузу повторяю: - А вчера вечером....- я вижу в глазах понимание, азарт. Этот непередаваемый, первобытный взгляд самки глядящей в рот вернувшемуся с опасной охоты самцу -.... мы поймали....Она не выдерживает накала страстей и, перебивая меня, выкрикивает:- ЗАЙЦА???!!!!!Вас никогда не спрашивали перед оргазмом что-нибудь вроде: 'Милый, а ты не забыл, что завтра мама приезжает?'Наворачивается скупая мужская слеза, гложет обида - меня не слушали целый вечер. Я понимаю, что пел впустую, а взгляд одичавшей самки - пошлая имитация. Грустно смотрю на затаившуюся в ожидании подтверждения своей правоты жену и дрожащим от обиды голосом кричу:- Ну почему зайца?!!! Откуда там заяц?В ответ - наивный взгляд, полный осознания своей правоты и моей тупости:- Ну, у тебя было ТАКОЕ лицо! А зайца очень трудно поймать.Раскачиваюсь в печали на стуле:- При чем тут заяц!!!Жена, понимая, что ей досталось полнейшее ничтожество и тупица, голосом каким учат дебилов таблице умножения, поясняет. Спокойно так поясняет: - Так ведь, если белку, это на дерево надо было бы лезть. А куда ж ты со своим животом....

    Пирожечек с линьком!' - так моя бабушка говорила. 'Пирожечек'. На Урале своеобразный говорок. Мама после каждых летних каникул отучала: 'Не пелемени, а пельмени'. Да, линёк лучше всего в пироге, на рисовой подушке с луком. Снимаешь румяную верхнюю корку, а к ней кожа прилипла. Объедение.Линь - вообще первая рыба, которую я поймал. Мне было пять лет, солнце жарило, дед легонько перебирал вёслами, я лежал на носу самодельной плоскодонки и баловался бортовой удочкой с летней мормышкой. И вдруг удар по руке. С перепугу дёрнул, и в лодке оказалась огромная для меня тогдашнего, чёрная рыба без чешуи. Я даже испугаться не успел. А этот удар по руке на всю жизнь запомнил. Может, от этого и рыбалкой увлёкся, чтобы ещё и ещё этот удар почувствовать. 'Запомни, это линёк' - сказал дед.Корабельные сосны подступают прямо к реке. Их розовые стволы отражаются в неподвижной воде. Я держу край мешка, дед ссыпает последнюю лопату крупного, красноватого песка. По заводи прошла лёгкая рябь. Дед щурится из-под руки: - Если красно по утру, моряку не по нутру, если красно вечером, ему делать нечего. Завтра дождик будет.- Деда, а как ты догадался? По солнцу?- По пояснице. Спину ломит.Дед длинной палкой, слегой, отбрасывает стожок перистолистника. Его здесь столько, что только на плоскодонке и пройдёшь.- Подойдёт, куды ему, бедному крестьянину, податься.Мы оборудуем место ловли. Дед расчистил окно метра два на два, высыпал на дно два мешка песка. Дно илистое, прикармливать просто так бесполезно - весь прикорм в ил уйдёт. На песок опускаем деревянный лоток из старых досок, утяжеленный камнями. В лоток бросаем варёный молодой картофель, жмых. С ведро, не меньше. По краям окна дед топором вбивает два кола. На концах гвозди. К ним мы будем привязывать лодку. Камнями-грузами пользоваться нельзя: 'Всю рыбу распугаем'. Колья притоплены, чтобы не увидел никто. Поверх окна дед бросает чуть-чуть травы. Теперь, если кто даже сверху проплывет, ни за что не догадается, что это наше место. А мы-то рябину на берегу, да двойную корягу в завадёхе запомнили.- На века место, - говорит дед. - Ещё внуков своих сюда рыбачить привезёшь.Утром дедовский прогноз погоды оправдался. Сеял мелкий дождик, моросеец, было тепло, и от реки поднимался густой туман. Не отдельные клочья какие-то, а плотный, сливавшийся с небом. Плывёшь, как в молоке. И вода тёплая, как парное молоко. Только кисельных берегов не хватает. Место нашли сразу. Дед предупредил - в лодке не шуметь, не то на берег высадит.Забросили удочки. Они у нас самодельные. Ходили в бор, выбирали сухие ровные сосёнки без сочленений. Маленькие корабельные сосёнки. Пнёшь сапогом по такой, если устоит, значит ещё живая. Упала - подходит. Скоблили стеклом, распиливали пополам, трубки для соединения делали из старого зелёного обруча. Пластмассу распрямляли в кипятке. На конце расщеп под леску. Леску под линя поставили толстую, ноль два. Крючки дед отпустил на спичке. Кованный лопнуть может, а отпущенный хоть и разогнётся, а рыбу выдержит. Поплавки тоже самодельные, гусиные, сверху крашенные. Грузила интересные. Дед плющил дробь так, чтобы кубик получался. На течении такой не покатится, а будет на месте лежать. Дырки в дробинках колотили старой иглой. У деда в светёлке огромный стол стоял, в нём специальные углубления были сделаны, под дробь различных размеров.И червей под линя специальных копали, навозных. Обычный красный или белый червь он квёлый. А навозник тонкий, юркий, красно-коричневый с тёмными кольцами. Дед их пару дней в ведре с травой выдерживал, чтобы от земли освободились и ещё бойчее стали. В ведро добавлял красную охру. В общем получались такие живцы, что без сноровки и на крючок не насадишь, а насаживать надо по пять, шесть штук кисточкой. Жало закрывать обязательно, чтобы рыба не накололась. 'Эх, сам бы ел!' - приговаривал дед. На рыбалку червей брали в консервной банке. К крышке прикручена проволка-ручка. В банку клали сырой клевер с корнями, чтоб черви не подохли. А банка в мокром полотняном мешочке с завязками. После рыбалки червей в ведро, банку вымыть и на забор сушиться!Подкормили варёным домашним творогом. Он только муть и запах даёт - привлекает, а рыба не наестся. Ох, и ругалась на нас бабушка за этот творог. Ей, пережившей войну с тремя маленькими дочками, было не понять, как это - творог и рыбам?! Но дед только сурово цыкал на неё, и бабушка умолкала, обиженно уходила в кухню кастрюлями греметь.Затаились. Подсачек положили между удочками, сетку свесили в воду. Сумерки потихоньку растаяли. От края травы к центру окна пошли едва заметные дорожки пузырей. Одна, две, три. Дед предупреждал, что крупный линь всегда парами ходит. Вроде как самец и самка. Линя по пузырям безошибочно определить можно. В центре идут крупные в окружении мелких. Поплавок деда заходил ходуном. Ещё бы, он как раз над творогом стоит. Линь творог ущипнуть пытается, да куда там. А крючок с червями по его спине гуляет. Вот поплавок слегка задрожал. Линь червей обнаружил. Сейчас минут пять их обсасывать будет. Подсекать нельзя - выплюнет, и все лини с испугу в траву спрячутся. И вряд ли сегодня их увидишь. Мы оба уже истомились. Дед с удочкой в руках, я с подсачком. Клюёт, почему-то, только у деда. Ну, ничего, и на мою долю хватит. Поплавок уже не дрожит, а медленно поднимается-опускается. Вот замер, подумал и тихонько пошёл вниз и в сторону. Когда на поверхности остался самый кончик, дед подсёк. Есть первый! Немного поводил и в подсачек. Вот он, золотистый, важный, недоумевающе косит глазом. Я не удержался, погладил пальцем. Линь весь покрыт слизью. Руками не возьмёшь. Положили в садок прямо в лодке, и уж потом за борт на верёвке.- Килограмм! - беззвучно губами показывает дед. Я рад до безумия. Дед прикладывает палец к губам.Практически сразу новая поклёвка. Опять у деда. Ничего-ничего, ещё пузыри есть, будет и на моей улице праздник! Ещё один слиток золота в садке. И снова поклёвка. И снова у деда. Ещё килограмм в садке. Дед азартно улыбается, глаза сверкают из-под кустистых бровей. А мне горько. Как же так! А КАК ЖЕ Я!!! Дед всё понял без слов. Жестами показал - достань удочку. Проверил червей - и сейчас живее всех живых. Поплевал на удачу. Закинул сам. Всё внимание, и моё и деда, на мой поплавок. Дед показывает ладонью - ничего, внучек, ща мы его! Дедовская уверенность передаётся и мне. Щас мы его, гада! Чуть не пропустили поклёвку на удочку деда. Всё! Четыре линя! Линь-то, он ведь парами ходит. И пузырей больше нет. Я отворачиваюсь в сторону. Всё!!! Я больше никогда, НИКОГДА не поеду на рыбалку. Тем более с дедом. Мне семь лет и жизнь прожита зря.... Четыре килограммовых линя достались не мне.Дед тихонько трясёт меня за рукав. Стреляет глазами в сторону моего поплавка. Как? Откуда?! Ведь линь ходит парами. И пузырей нет. Хочу подсечь. Дед клешнёй впивается в мою руку - рано. Я отмахиваюсь - сам знаю. Жду. Жду, когда дрожит, жду, когда трясёт, жду, когда уже почти утонул, жду. Дед хватается за голову. Вот, только сейчас, вот как надо! Раздался громкий треск. Удочка в дугу, но держится, леска звенит, дед хватается за подсачек, поплавок выписывает неимоверные круги. Что там?! Бесконечная борьба, время остановилось. Треск, звон, выпученные дедовы глаза, удочка пополам... всё кончено. Дед не глядит на меня, я на него. Вдруг дед сунулся к воде, как-то несолидно, по-ребячьи засучил, захлопотал руками, что-то выискивая в воде. Есть, вот она, леска-то, не порвалась, выдержала. Дед переваливается через борт и с пуком травы, черпанув воды, заваливает в лодку Линька. Моего линька. В два раза больше, чем у него.Мы обнимаемся. Дед, уже не боясь распугать рыбу, в голос смеётся.